Если складывающаяся сейчас на Ближнем Востоке тревожная ситуация чем-то и удивляет, так это тем, что она была полностью ожидаемой и предсказуемой на основании многократных публичных заявлений президента США Трампа, сделанных им как во время предвыборной кампании, так и уже в должности президента США. Однако у наблюдателей и аналитиков сработал своеобразный инстинкт: то, что совершенно очевидно, вряд ли случится. Ум аналитика требует от будущего какого-то элемента непредсказуемости, которую этот ум должен устранить своим анализом. Ситуация на Ближнем Востоке, однако – это то, в чем непредсказуемости не стоило искать изначально.
Во-первых, Трамп неоднократно во время предвыборной кампании открыто заявлял, что сделка с Ираном плохая, что Иран – это «государство-террорист». Во-вторых, Трамп всегда открыто солидаризировался с Израилем, и эта солидарность на практике оказалось столь тесной, что Трамп признал Иерусалим (целиком весь город, а не только его западную часть, которая, согласно резолюциям ООН признана еврейской, восточная признается палестинской) столицей Израиля. В-третьих, одним из лозунгов, под которыми Трамп пришел к власти – укрепление энергетической независимости США и сокращение доли импортной нефти в энергобалансе страны. Еще в начале 2017-го, когда апокалиптические прогнозы цены нефти по $20 за баррель еще были довольно модными, дальновидные люди отмечали, что для выполнения энергетической программы Трампа нужны высокие цены на нефть, при которых сланцевая отрасль могла бы успешно развиваться и наращивать добычу, а это – $50 и выше за баррель WTI. Для этого, в свою очередь, помимо усилий саудитов, предпринявших меры по сокращению добычи и сумевших продавить эту политику в ОПЕК и консолидировать вокруг нее ряд других стран – независимых производителей, нужен рост геополитических рисков и слабеющий доллар. Трамп с успехом обеспечил к сегодняшнему дню и то, и другое, причем обеспечил вопреки ФРС, ужесточающей денежную политику.
Если предположить, что финалом политики Трампа будет, как минимум, восстановление нефтяного эмбарго в отношении Ирана, а как максимум – полномасштабная война с Ираном, на которой, похоже, настаивает Израиль, и которая на время уберет Иран полностью с глобального рынка нефти, то проблема перепроизводства нефти сменится проблемой дефицита нефти. Точно так же, как разорение Ирака в начале 00-х стало одним из драйверов роста нефтяных цен к историческим максимумам, разорение Ирана, «закуской» к которому пойдет коллапс Венесуэлы, уже раздавленной американскими санкциями, вполне может взметнуть нефтяные цены к новым историческим максимумам. Еще в феврале Citibank первым, среди крупных банков, обратил внимание на рост геополитических рисков как на фактор, способный толкнуть нефть в диапазон $90-100 за баррель, о чем банк предупреждал в своих аналитических обзорах. И это притом, что еще пару лет назад с подачи самих саудитов на некоторое время популярной стала фраза «нефть уже никогда не станет стоить дороже $100 за баррель». Когда я впервые это услышал, я сам для себя решил, что циклическое дно по нефти пройдено, и начался долгосрочный бычий тренд. Мне вспомнилось в связи с этим, как в 2007-м представители крупных производителей утверждали, что нефть никогда уже не опустится ниже $70. На рынке никогда не стоит употреблять слово «никогда».
Стоит при этом вспомнить, что в крутое пике нефть отправилась, в том числе, по воле саудитов, начавших наращивать добычу в 2014-м году с целью задавить конкурентов, но что уже в начале 2016-го года политика саудитов поменялась на 180 градусов.
Почему? Легко предположить, что они просто перенапряглись, переоценили свои возможности, испугались слишком большого дефицита бюджета и поняли, что итогом политики демпинга станет падение выручки в долгосрочной перспективе, когда рост добычи с поправкой на обрушение цен даст меньше, чем ограничение добычи с поправкой на восстановление цен. Но бюджетный мотив мог быть лишь одним из множества. Тогда же саудиты озвучили свои планы сделать свою нефтяную монополию SaudiAramco публичной компанией, и вывести ее на IPO. Чтобы такая продажа была успешной, потенциальные инвесторы должны быть уверены в росте будущей выручки корпорации, а для этого нужно обеспечить условия, оправдывающие такие ожидания, условия в которых начнется восстановление инвестиционной активности в отрасли в целом. Для этого нужен рост нефтяных цен. Наконец, чтобы такая продажа была успешной, нужно перестать ссориться с США по вопросу раздела нефтяного рынка.
Ссориться с США вообще глупо для страны, которая держит в обязательствах правительства США свои валютные резервы, кредитуя, таким образом, например, возможные налоговые льготы, которые американское правительство может дать своим сланцевым компаниям, да и просто рискуя этими резервами в случае, если отношения между арабским миром и США драматически ухудшаются. Если кто-то полагает, что это невозможно, напомню, как легко Саддам Хуссейн из американского союзника, противостоящего Ирану, стал главным врагом США в регионе, и чем он закончил. Политика Саудовской Аравии в 2014-2015 гг – это, скорее, фронда американского вассала, а не стратегическая линия. И похоже на то, что эта фронда пока что полюбовно закончилась неким дополнительным пактом между арабскими суннитскими монархиями и США: арабы перестают демпинговать и создают условия для восстановления цен на нефть до комфортные для Трампа уровней, а Трамп, в свою очередь, активизируется в регионе, действуя, в том числе, в арабских интересах, если только они напрямую. Не бросают вызова Израилю. В этом контексте весьма симптоматично, что на новое обострение вокруг сектора Газа, случившееся на днях, арабы никак не отреагировали, защитницей палестинцев на международном уровне выступила Турция, осуществившая дипломатических демарш против Израиля и США.
Ближний Восток стремительно поляризуется по линии противостояния Израиль – Иран. Иран под прицелом, США, традиционно, на стороне Израиля, суннитские монархии стоят в стороне, и молчаливо одобряют. Противостоять обострению пытается лишь Турция, которая оказывается под ударом региональных рисков, ибо непосредственно примыкает к зоне будущего театра военных действий, кроме того, если большая война начнется, она нанесет удар по всем мечтам турок стать энергетическим мостом между Ираном, а впоследствии Туркменистаном, и ЕС.
Ну а что же Россия? Если смотреть на политические аспекты разворачивающегося обострения, наши позиции не назовешь сильными. Наш единственный 100%-й союзник в регионе – БашарАсад, воюет за восстановление целостности своей страны на наши деньги нашим оружием. При этом он враг Израиля и близок к Ирану. Объекты в Сирии уже неоднократно становились целями для открытых ударов израильских ВВС, которые особенно активизировались в последнее время. И ни разу Россия не выступила с громким протестом против таких ударов, молчаливо признавая право Израиля уничтожать все, что кажется ему угрозой. С другой стороны, недавняя показательная атака США и их союзников по сирийским объектам, тоже выглядит явным «договорняком». Громкая силовая акция не привела вообще к жертвам и каким-то критическим разрушениям инфраструктуры. Это похоже на удар раскрытой перчаткой в боксе: звук удара громкий, толку – ноль. Стоит предположить, что в Сирии признаны некоторые негласные «красные линии», за которые не стоит заступать Асаду и России. Пока Россия действует в оговоренных рамках, противодействие ей носит демонстрационный характер. Если Россия выйдет за эти рамки, последствия для нее и для Асада могут оказаться гораздо тяжелее.
Но если отвлечься от политических аспектов, и смотреть на экономический аспект обострения на Ближнем Востоке, оно, безусловно, в российских интересах, более того, оно может оказаться той самой «манной небесной», которая вернет российскую экономику к жизни, прервав ее прозябание в состоянии перманентного денежного голода. Именно с началом иракской войны стартовал тот тренд роста нефтяных цен, который дал нам, по выражению Кудрина, «семь тучных лет», в течение которых Россия купалась в нефтедолларах, капитализация фондового рынка выросла в разы, в стране случился бум рынка недвижимости и потребительского кредитования. Благополучие пришло тогда в Россию как подарок, – не благодаря росту производительности труда, мудрой экономической политике правительства и структурным реформам. Надо отметить, что оно как пришло, так и ушло, и отлив 2008-го года показал всю хрупкость этого принесенного извне благополучия, а также обнажил остовы множества утонувших в 00-е промышленных предприятий, не выдержавших нескольких лет укрепления рубля на фоне двухзначных процентных ставок по рублевым кредитам.
Возможно, мы стоим на пороге нового финансового прилива, и даже, возможно, он уже начался. Нефть растет, вместо Кудрина у нас сегодня Силуанов, который точно так же конвертирует профицит бюджета в валюту, накапливая «кубышку». Благодаря этому рубль не укрепляется с ростом нефтяных цен, и отношение Brent/RUB уже уверенно перевалило за 4500, находясь на исторических максимумах. В банковской системе страны рекордный профицит ликвидности, и он дает ей подушку безопасности. Этим сегодняшняя ситуация в корне отличается от ситуации 2014-го года. Тогда всплеск волатильности валютного рынка «положил» банковскую систему страны. Сейчас недавний всплеск волатильности валютного рынка, спровоцированный новыми американскими санкциями, вообще практически не сдвинул ставки межбанковского рынка.
Большая война на Ближнем Востоке на горизонте пары лет, с высокой вероятностью, случится. Новый цикл роста сырьевых цен и глобальной инфляции, под который надо запускать новый цикл кредитной экспансии, должен быть обеспечен фундаментальными факторами. Новые финансовые пузыри нужно надувать на чем-то более убедительном, чем красивые презентации о будущей новой финансовой системе на базе технологии блокчейн. Мировой терроризм, исламская угроза, ядерный терроризм и прочие хорошо работавшие в прошлом штампы могут отлично послужить «хозяевам мира» и еще раз. В конце концов, зачем готовить для широких масс что-то новое, если они из года в год едят в фастфудах одни и те же гамбургеры? Информационный фастфуд глобальных медиа работает на качественно тех же принципах, что и Макдоналдс. Так что сильная нефть, похоже, надолго. И для России это, на первый взгляд хорошо.
Вопрос в том, что покажет на дне следующий отлив, который однажды неизбежно случится, и сможем ли мы вообще пережить его, как пережили 2008-й и 2015-й? Но, боюсь, на этот вопрос в российских верхах, где решение тактических задач всегда явно доминировало над стратегией, сейчас не будут искать ответа. Судя по последним кадровым решениям, принятым после инаугурации Путина, мы готовимся стричь новый урожай сырьевой ренты. Раз так, тем, кто готов брать на себя страновойриск, стоит заняться тем же на российском фондовом рынке. Акции российских экспортеров показывают сильную динамику. Вполне возможно, и Газпром (MCX:GAZP), годами находящийся в консолидации, наконец-то выстрелит вверх. Политика Минфина разгона нефтяных цен в рублях на фоне политики Трампа по разгону нефтяных цен в долларах, создает экспортёрам сверхприбыли, и это будет толкать их капитализацию вверх, при условии, что сырье останется сильным под действием геополитических рисков. Такая политика неизбежно приведет и к развороту тренда на снижение инфляции – она снова начнет расти. В связи с этим стоит присмотреться на долговом рынке к индексируемым по инфляции ОФЗ, они могут показать динамику сильнее любых других бумаг.
Не стоит ждать «инноваций», «модернизаций», «диверсификаций» и каких-то других «-ций» и панацей для российской экономики. То есть какие-то новые «-ции» от правительства обязательно будут, но закончатся так же, как и всегда заканчивались любые программы с государственным участием: недоступное жилье станет еще более недоступным. Российская экономика уже выработала за пару десятилетий комфортный для российской элиты циклический режим функционирования, и все, что может сделать рядовой инвестор – это участвовать в росте, пока он есть, с оглядкой на страновые риски и держа в уме то, что обвал, заканчивающий такой рост, имеет обыкновение начинаться внезапно. Но если правда, что стратегическая линия США на раздувание нового пожара на Ближнем Востоке спланирована, и системно реализуется, а Трамп, как можно заметить, слов на ветер даже в Твиттере не бросает, то хотя бы пару лет роста, похоже, у нас в кармане есть.
Дмитрий Голубовский, аналитик ФГ «Калита-Финанс»
Во-первых, Трамп неоднократно во время предвыборной кампании открыто заявлял, что сделка с Ираном плохая, что Иран – это «государство-террорист». Во-вторых, Трамп всегда открыто солидаризировался с Израилем, и эта солидарность на практике оказалось столь тесной, что Трамп признал Иерусалим (целиком весь город, а не только его западную часть, которая, согласно резолюциям ООН признана еврейской, восточная признается палестинской) столицей Израиля. В-третьих, одним из лозунгов, под которыми Трамп пришел к власти – укрепление энергетической независимости США и сокращение доли импортной нефти в энергобалансе страны. Еще в начале 2017-го, когда апокалиптические прогнозы цены нефти по $20 за баррель еще были довольно модными, дальновидные люди отмечали, что для выполнения энергетической программы Трампа нужны высокие цены на нефть, при которых сланцевая отрасль могла бы успешно развиваться и наращивать добычу, а это – $50 и выше за баррель WTI. Для этого, в свою очередь, помимо усилий саудитов, предпринявших меры по сокращению добычи и сумевших продавить эту политику в ОПЕК и консолидировать вокруг нее ряд других стран – независимых производителей, нужен рост геополитических рисков и слабеющий доллар. Трамп с успехом обеспечил к сегодняшнему дню и то, и другое, причем обеспечил вопреки ФРС, ужесточающей денежную политику.
Если предположить, что финалом политики Трампа будет, как минимум, восстановление нефтяного эмбарго в отношении Ирана, а как максимум – полномасштабная война с Ираном, на которой, похоже, настаивает Израиль, и которая на время уберет Иран полностью с глобального рынка нефти, то проблема перепроизводства нефти сменится проблемой дефицита нефти. Точно так же, как разорение Ирака в начале 00-х стало одним из драйверов роста нефтяных цен к историческим максимумам, разорение Ирана, «закуской» к которому пойдет коллапс Венесуэлы, уже раздавленной американскими санкциями, вполне может взметнуть нефтяные цены к новым историческим максимумам. Еще в феврале Citibank первым, среди крупных банков, обратил внимание на рост геополитических рисков как на фактор, способный толкнуть нефть в диапазон $90-100 за баррель, о чем банк предупреждал в своих аналитических обзорах. И это притом, что еще пару лет назад с подачи самих саудитов на некоторое время популярной стала фраза «нефть уже никогда не станет стоить дороже $100 за баррель». Когда я впервые это услышал, я сам для себя решил, что циклическое дно по нефти пройдено, и начался долгосрочный бычий тренд. Мне вспомнилось в связи с этим, как в 2007-м представители крупных производителей утверждали, что нефть никогда уже не опустится ниже $70. На рынке никогда не стоит употреблять слово «никогда».
Стоит при этом вспомнить, что в крутое пике нефть отправилась, в том числе, по воле саудитов, начавших наращивать добычу в 2014-м году с целью задавить конкурентов, но что уже в начале 2016-го года политика саудитов поменялась на 180 градусов.
Почему? Легко предположить, что они просто перенапряглись, переоценили свои возможности, испугались слишком большого дефицита бюджета и поняли, что итогом политики демпинга станет падение выручки в долгосрочной перспективе, когда рост добычи с поправкой на обрушение цен даст меньше, чем ограничение добычи с поправкой на восстановление цен. Но бюджетный мотив мог быть лишь одним из множества. Тогда же саудиты озвучили свои планы сделать свою нефтяную монополию SaudiAramco публичной компанией, и вывести ее на IPO. Чтобы такая продажа была успешной, потенциальные инвесторы должны быть уверены в росте будущей выручки корпорации, а для этого нужно обеспечить условия, оправдывающие такие ожидания, условия в которых начнется восстановление инвестиционной активности в отрасли в целом. Для этого нужен рост нефтяных цен. Наконец, чтобы такая продажа была успешной, нужно перестать ссориться с США по вопросу раздела нефтяного рынка.
Ссориться с США вообще глупо для страны, которая держит в обязательствах правительства США свои валютные резервы, кредитуя, таким образом, например, возможные налоговые льготы, которые американское правительство может дать своим сланцевым компаниям, да и просто рискуя этими резервами в случае, если отношения между арабским миром и США драматически ухудшаются. Если кто-то полагает, что это невозможно, напомню, как легко Саддам Хуссейн из американского союзника, противостоящего Ирану, стал главным врагом США в регионе, и чем он закончил. Политика Саудовской Аравии в 2014-2015 гг – это, скорее, фронда американского вассала, а не стратегическая линия. И похоже на то, что эта фронда пока что полюбовно закончилась неким дополнительным пактом между арабскими суннитскими монархиями и США: арабы перестают демпинговать и создают условия для восстановления цен на нефть до комфортные для Трампа уровней, а Трамп, в свою очередь, активизируется в регионе, действуя, в том числе, в арабских интересах, если только они напрямую. Не бросают вызова Израилю. В этом контексте весьма симптоматично, что на новое обострение вокруг сектора Газа, случившееся на днях, арабы никак не отреагировали, защитницей палестинцев на международном уровне выступила Турция, осуществившая дипломатических демарш против Израиля и США.
Ближний Восток стремительно поляризуется по линии противостояния Израиль – Иран. Иран под прицелом, США, традиционно, на стороне Израиля, суннитские монархии стоят в стороне, и молчаливо одобряют. Противостоять обострению пытается лишь Турция, которая оказывается под ударом региональных рисков, ибо непосредственно примыкает к зоне будущего театра военных действий, кроме того, если большая война начнется, она нанесет удар по всем мечтам турок стать энергетическим мостом между Ираном, а впоследствии Туркменистаном, и ЕС.
Ну а что же Россия? Если смотреть на политические аспекты разворачивающегося обострения, наши позиции не назовешь сильными. Наш единственный 100%-й союзник в регионе – БашарАсад, воюет за восстановление целостности своей страны на наши деньги нашим оружием. При этом он враг Израиля и близок к Ирану. Объекты в Сирии уже неоднократно становились целями для открытых ударов израильских ВВС, которые особенно активизировались в последнее время. И ни разу Россия не выступила с громким протестом против таких ударов, молчаливо признавая право Израиля уничтожать все, что кажется ему угрозой. С другой стороны, недавняя показательная атака США и их союзников по сирийским объектам, тоже выглядит явным «договорняком». Громкая силовая акция не привела вообще к жертвам и каким-то критическим разрушениям инфраструктуры. Это похоже на удар раскрытой перчаткой в боксе: звук удара громкий, толку – ноль. Стоит предположить, что в Сирии признаны некоторые негласные «красные линии», за которые не стоит заступать Асаду и России. Пока Россия действует в оговоренных рамках, противодействие ей носит демонстрационный характер. Если Россия выйдет за эти рамки, последствия для нее и для Асада могут оказаться гораздо тяжелее.
Но если отвлечься от политических аспектов, и смотреть на экономический аспект обострения на Ближнем Востоке, оно, безусловно, в российских интересах, более того, оно может оказаться той самой «манной небесной», которая вернет российскую экономику к жизни, прервав ее прозябание в состоянии перманентного денежного голода. Именно с началом иракской войны стартовал тот тренд роста нефтяных цен, который дал нам, по выражению Кудрина, «семь тучных лет», в течение которых Россия купалась в нефтедолларах, капитализация фондового рынка выросла в разы, в стране случился бум рынка недвижимости и потребительского кредитования. Благополучие пришло тогда в Россию как подарок, – не благодаря росту производительности труда, мудрой экономической политике правительства и структурным реформам. Надо отметить, что оно как пришло, так и ушло, и отлив 2008-го года показал всю хрупкость этого принесенного извне благополучия, а также обнажил остовы множества утонувших в 00-е промышленных предприятий, не выдержавших нескольких лет укрепления рубля на фоне двухзначных процентных ставок по рублевым кредитам.
Возможно, мы стоим на пороге нового финансового прилива, и даже, возможно, он уже начался. Нефть растет, вместо Кудрина у нас сегодня Силуанов, который точно так же конвертирует профицит бюджета в валюту, накапливая «кубышку». Благодаря этому рубль не укрепляется с ростом нефтяных цен, и отношение Brent/RUB уже уверенно перевалило за 4500, находясь на исторических максимумах. В банковской системе страны рекордный профицит ликвидности, и он дает ей подушку безопасности. Этим сегодняшняя ситуация в корне отличается от ситуации 2014-го года. Тогда всплеск волатильности валютного рынка «положил» банковскую систему страны. Сейчас недавний всплеск волатильности валютного рынка, спровоцированный новыми американскими санкциями, вообще практически не сдвинул ставки межбанковского рынка.
Большая война на Ближнем Востоке на горизонте пары лет, с высокой вероятностью, случится. Новый цикл роста сырьевых цен и глобальной инфляции, под который надо запускать новый цикл кредитной экспансии, должен быть обеспечен фундаментальными факторами. Новые финансовые пузыри нужно надувать на чем-то более убедительном, чем красивые презентации о будущей новой финансовой системе на базе технологии блокчейн. Мировой терроризм, исламская угроза, ядерный терроризм и прочие хорошо работавшие в прошлом штампы могут отлично послужить «хозяевам мира» и еще раз. В конце концов, зачем готовить для широких масс что-то новое, если они из года в год едят в фастфудах одни и те же гамбургеры? Информационный фастфуд глобальных медиа работает на качественно тех же принципах, что и Макдоналдс. Так что сильная нефть, похоже, надолго. И для России это, на первый взгляд хорошо.
Вопрос в том, что покажет на дне следующий отлив, который однажды неизбежно случится, и сможем ли мы вообще пережить его, как пережили 2008-й и 2015-й? Но, боюсь, на этот вопрос в российских верхах, где решение тактических задач всегда явно доминировало над стратегией, сейчас не будут искать ответа. Судя по последним кадровым решениям, принятым после инаугурации Путина, мы готовимся стричь новый урожай сырьевой ренты. Раз так, тем, кто готов брать на себя страновойриск, стоит заняться тем же на российском фондовом рынке. Акции российских экспортеров показывают сильную динамику. Вполне возможно, и Газпром (MCX:GAZP), годами находящийся в консолидации, наконец-то выстрелит вверх. Политика Минфина разгона нефтяных цен в рублях на фоне политики Трампа по разгону нефтяных цен в долларах, создает экспортёрам сверхприбыли, и это будет толкать их капитализацию вверх, при условии, что сырье останется сильным под действием геополитических рисков. Такая политика неизбежно приведет и к развороту тренда на снижение инфляции – она снова начнет расти. В связи с этим стоит присмотреться на долговом рынке к индексируемым по инфляции ОФЗ, они могут показать динамику сильнее любых других бумаг.
Не стоит ждать «инноваций», «модернизаций», «диверсификаций» и каких-то других «-ций» и панацей для российской экономики. То есть какие-то новые «-ции» от правительства обязательно будут, но закончатся так же, как и всегда заканчивались любые программы с государственным участием: недоступное жилье станет еще более недоступным. Российская экономика уже выработала за пару десятилетий комфортный для российской элиты циклический режим функционирования, и все, что может сделать рядовой инвестор – это участвовать в росте, пока он есть, с оглядкой на страновые риски и держа в уме то, что обвал, заканчивающий такой рост, имеет обыкновение начинаться внезапно. Но если правда, что стратегическая линия США на раздувание нового пожара на Ближнем Востоке спланирована, и системно реализуется, а Трамп, как можно заметить, слов на ветер даже в Твиттере не бросает, то хотя бы пару лет роста, похоже, у нас в кармане есть.
Дмитрий Голубовский, аналитик ФГ «Калита-Финанс»